Таша. Или Аляскинская история
И остался Джон Мак Кинли перед скорбным могильным камнем один. Там, под этим камнем теперь будет покоиться прах его мамы.
Ей было много лет. Она прожила, как сама считала, долгую счастливую жизнь.
– “Если ли что-нибудь лучше смерти”? – цитировала она Сократа, и сама философствовала, – пора мне лететь туда, где, я верю, ожидает меня Господь, и не имеет значения, кем ты жил на Земле орлом, собакой или человеком.
Интересно, а сколько времени осталось у него, у Джона? Как же так получилось, что он стоит теперь один посреди белоснежного поля, топорщегося пупырышками таких же белых, в снегу, или не покрытых снегом, серых камней?
Его мама всегда винила в несчастьях Джона своего брата, дядю Джона, Мэтью, бывшего водителя грузовика, строившего дороги на севере Соединенных Штатов. Тинейджера Джона распирало от восхищения, когда по национальному каналу показывали его дядю, который вместе с другими такими же суровыми и смелыми мужиками возили стройматериалы по льду и в полной темноте из Аляски в Канаду. Мэтью заработал на этом довольно значительное состояние и сумел создать крепкую немаленькую, с пятью детьми, семью. Это он постоянно рассказывал мальчишке Джону увлекательные истории о снегах превращающих деревья, дома и горы в огромных белых перламутровых улиток; о лете, пылающем от цвета кипреи, которую американцы так и называют Fireweed (огненная трава); о медведях и лосях, которые в поисках лакомства забредают в города и даже во дворы к людям. Тогда ему было 17 лет и он представлял себе, как сильный и бесстрашный заработает столько же денег, и у него тоже будет пятеро детей, и будет он растить своих ребят в большом теплом и счастливом доме. И пусть за окном воет ветер и бродят дикие звери, он сумеет защитить свою семью от любых напастей.
Но реальность оказалась совсем другой. Длинная в 7-8 месяцев зима. Темнота, которая ввергала его жену Синтию в бесконечную депрессию и оттого она стала пить. А что ещё делать длинными, начинающимися в три часа дня, вечерами, когда единственный взрослый человек, твой муж, отсутствует по две, три, а то и по четыре недели к ряду? Он, видите ли, дороги строит! И на черта ей этот огромный, пусть большой и теплый дом, в котором кроме двух оглоедов, семи и пяти лет, что выносят ей мозг, никого нет?
Джону удавалось создавать иллюзию быта и благополучия лет восемь. Потом все стало невыносимо и пришлось отправить Синтию на лечение от алкоголизма в штат Орегон. Оттуда она к Джону уже не вернулась, оставив ему и детей. Хотел детей? На. Тогда-то к нему на выручку и приехала мама. Мальчишки выросли. Они совсем не прониклись идеей суровых сильных мужиков и женившись, покинули этот стрёмный штат. Его мама теперь там, где как она думала, все равны и любимы.
А Джон Мак Кинли остался совсем один. Что же ему теперь делать?
Холодно. Тихо. Джон закурил. Струйка дыма, вываливающаяся из уголка рта, поднимается вверх. Зажав сигарету в зубах, Джон натянул шапку поглубже на уши.
Обвел взглядом скорбное поле.
Внимание его привлекло какое-то сооружение, топорщееся более других среди простых могильных камней, тоже покрытое сверкающей на солнце белоснежной шапкой. Он зачем-то поплёлся к этому памятнику и за ним, подвывая, потащилась тоска...
Необычное сооружение оказалось гипсовой скульптурой, сидящего в инвалидном кресле улыбающегося старика и собаки, которая лежала у его ног. Джон смахнул снежную шевелюру с головы инвалида и замер.
– Господи... – независимо от мысли прошептали губы.
На Джона смотрели добрые с прищуром знакомые глаза.
– Боже... сколько же лет назад это было... Шесть? Нет, восемь! Как же это он... Совсем забыл старика, после того, как он переехал...
Он присел и смахнул снег с плиты под скульптурой.
Уа............15.01 1931 – 6.06 2014
.... а 05 1998 – 5.06 2014
... показались три буквы и ряд цифр. А больше Джону и не надо было ничего расчищать. Он знал что это за даты и чьи имена скрыты под снегом...
* * *
Там, на краю света, где заканчиваются дороги на самой западной точке Соединенный Штатов, на Аляске, в районе Анкор Пойнт (Anchor point) случилась эта история. Именно там и лес, и горы пылают от огненной травы кипреи летом, а зимой всё напоминает снежных улиток.
Там у Уaйти Мортона, когда-то был маленький домик.
Уайти не всегда там жил. Когда-то они с Дороти и их сыном Кельвином жили в Василле, пригороде Анкориджа – Уайти никогда не любил больших городов. Тогда у него была семья. Но так случилось, что славная Дороти вот уже лет двадцать, как ждет его на небесах, чтобы станцевать с ним на облаках вальс вечности. И сын, погибший в Афганистане, c ней. А ему, восьмидесятилетнему, не дал Господь такой милости. За всех решил испросить ответа. Послал ему такое испытание – быть в старости одиноким.
Ох-ох-ох,– Уайти, прихрамывая на покрученную артритом ногу, поковылял к умывальнику. В мойке на оборванных капустных листьях, красовалась чисто вымытая морковь.
Таша! – проскрипел беловолосый и белобородый старик, – Та - ашаа!
«Ну, чего кричишь? Тут я, тут... еще как первый раз позвал, так сразу и прибежала»,– ткнулась ему в ногу своей лобастой бежевой головой сука золотистого ретривера.
Она тоже была немолода. Можно сказать одного возраста они были. Коротали свой век вместе вот уж тринадцать лет. Уайти взял её малюсеньким бледным щенком в собачьем шелтере через несколько лет после смерти жены поняв, что не может начать строить заново свое личное счастье. Не может. Да и не хочет. А собака – это другое. Бегает себе, хвостом виляет, заботы требует. Всё не один.
С тех пор много лет прошло. И хорошо им было вместе. Понимали друг друга с полуслова, а чаще вообще без слов: с виляния хвоста, с наклона головы. Вообще не понятно с чего, с одной мысли понимали.
В эту зиму снег валил почти без выходых. Небо и теперь было затянуто свинцовым тяжелым покрывалом туч, хотя ни Таша ни Уайти этого не видели. В декабре темно бывает по двадцати часов в сутки. Но им и не надо было ничего видеть. Они знали все тропинки и деревья в округе. Каждый кустик, к которым носили овощи для голодных зайцев, знали наизусь. На нюх, так сказать.
В эту ночь не мело. Приморозило. Самое время подкормить куцехвостых.
– Овощей с огорода всегда с излишком, а так глядишь, Таша, когда-никогда зайчатинкой полакомимся, – объяснял старик.
Что поделать – Аляска, многие люди живут рыбалкой и охотой.
Ну что, пошли, Ташка, пока темно,– ворковал Уайти, с трудом натягивая разбитые валенки со снегоступами на изуродованные ступни с шароподобными косточками возле больших пальцев,– зайцев кормить ночью следует, Таша,– поучал он собаку, вот уже в миллион первый раз,– и обязательно в кустах, чтобы орлы, которых здесь великое множество, не полакомились зайчатинкой.
Она внимательно слушала, склонив на бок голову, отчего приходилось приподнимать одно ухо, чтобы лучше слышать. Ухо ослабело и так и липло к скуле. Таша миллион и один раз слышала, почему зайцев следует кормить только по ночам и только в кустах. Она выучила это наизусть. Но ретриверша любила внимать скрипучему спокойному бормотанию Уайти, пусть думает, что ей интересно, поэтому всячески изображала внимание.
Наконец Уайти поднялся. Таша радостно скульнула, завиляла хвостом, побежала вперед и открыла дверь, толкнув её мордой. Человек и собака вошли в таёжную ночь.
Как обычно, сделав большую, километра в два петлю, и оставив длинноухим под знакомыми кустами угощение, парочка завернула к дому. По пути Таша иногда забегала вперед и настороженно, как настоящая охотничья собака, подняв переднюю лапу, замирала прислушиваясь. То отставала, и надолго зависала возле какого-нибудь куста, обнюхивая его со всех сторон. Уайти за неё не боялся – собака знает дорогу к дому. Главное, чтобы медведя не разбудила – шатун в лесу опасное соседство.
Когда их дом показался в поле зрения, Уайти оглянулся, отыскивая глазами бежевую тень, шагнул в сторону и... “шшшшахххх”, – неожиданно провалился в какую-то дыру, прикрытую снегом.
Кхыы-кхыы,– не то закашлял, не то застонал Уайти... Ташшаа, – прохрипел – всё на что был способен.
«Только что она может сделать?– промелькнуло,– самому надо выбираться... холодно, нельзя тут разлёживаться... так и замерзнуть недолго... кто за ней тогда присмотрит...»
Он попытался встать, но только вскрикнул от обжигающей резкой боли в спине, и отключился.
Сколько Уайти пролежал без сознания, он не знал. Холод, видимо, притупил боль. Он открыл глаза.
«Мда, положение хуже некуда. Похоже, я повредил спину»,– совсем не порадовали его мысли.
И вдруг, он увидел возле себя свою собаку. Нет, скорей почувствовал. Таша спрыгнула в яму, куда угодил Уайти, и легла возле него, плотно к нему прижавшись, согревая его теплом своего тела. Ретриверы – они такие, они не боятся работы и никогда не бросают своих друзей в беде. Сейчас она работала грелкой.
Как только Уайти открыл глаза собака подскочила и стала, как щенка, озабоченно, вылизывать ему лицо, обдавая не слишком свежим дыханием.
– Таша... Таша... Ташенька,– прослезился Уайти,– давай выбираться отсюда, милая... давай, помоги мне, тяни...
Собака схватила зубами воротник его поношенного полушубка, стала тянуть, упираясь всеми четырьмя дрожащими лапами. Рычала, сопела, проваливалась в снег, иногда, устав от напряжения, ложилась рядом с Уайти перевести дыхание и набраться сил – она ведь тоже была уже немолода. Он помогал ей, как мог. Упирался пятками и локтями, обнимал, гладил, цеплялся за ошейник и... плакал. Нет, не от боли. Не от страха. Это были слёзы благодарности к собаке.
Восьмидесятилетний жизненный путь остался позади, но никогда не встречался ему человек, который бы с таким самопожертвованием посвящал бы ему, Уайти, себя.
Когда он, наконец выбрался из дыры, в которую упал, до дома осталось ещё метров сто пятьдесят. Увидев светящееся окно, за которым его ждало тепло и спасение Уайти удвоил усилия. С огромным трудом перевернувшись на живот он стал ползти, упираясь то коленями, то локтями, помогая Таше. И когда дом был уже совсем близко, силы оставили его.
– Всё. Не могу больше... сдаюсь... прости, Таша.
“Ишь, чего удумал... даже не мечтай!” Таша не сдавалась.
От шершавого горячего языка кожа лица покраснела. Почувствовав, что Уайти больше не шевелится, она стала толкать его мордой то в шею, то в бок.
“Нет, не шевелится”. Таша больно укусила его за нос, выглядывающий из под воротника.
– Мммм,– промычал Уайти. А открыв глаза прохрипел:
– Что ж... Если ты, дружище, так любишь меня, то помоги мне выбраться отсюда и заползти в дом.
Уайти, растегнул свой воротник, чтобы собаке было удобнее ухватиться и тащить его к дому. Так, вместе, они преодолели оставшиеся метры длинною в жизнь.
Затащив хозяина в тепло Таша опрометью выскочила за дверь.
– Гав! Гав! Гав! – SOS! SOS! SOS! – голосила она до тех пор, пока не услышала шум мотора от сн егохода, приближающегося к их дому. Таша рванула звуку навстречу – не дай Бог мимо проедет! Обрадовалась. К ним мчался их ближайший сосед Джон.
Таша знала и любила этого сурового гиганта с длинными собранными в хвост волосами. Он всегда приносил ей сахарную косточку, когда приходил к хозяину пить какую-то дурно пахнущую воду с пузырьками, от которой у обоих развязывались языки и они могли проболтать всю ночь. А она, умостившись у Уайти в ногах слушала журчащую человеческую речь и дремала. Она любила их посиделки, потому что тогда Уайти смеялся. Она любила, когда Уайти смеётся и не понимала, почему он это делает так редко.
Джон, в незастегнутой куртке с развевающемся на ветру полами, и шарфом, болтающимся на шее летел, оседлав объект своей гордости – снегоход Arctic Cat последней модели – вот и пригодился.
– Господи! Что с тобой случилось? – воскликнул Джон, влетев за собакой в дом.
– Со мной беда, – только и успел прошептать Уайти.
Джон понял, что между жизнью и смертью Уайти расположились в определенном порядке банальные кнопки телефона: 911. Он быстро их набрал.
Вертолёт с медиками появился в Анкор Пойнт очень быстро и, закутав старика, замёрзшего, в тёплые одеяла, доставили в больницу.
Собаку, пока Уайти выздоравливает, Джон взял к себе. Но, даже когда Мортон был в больнице, Таша желала находиться поблизости. Она красноречиво требовала, чтобы Джон брал её с собой, когда шёл проведывать друга. Тайком, как два шпиона, пробирались они через черный ход в палату, чтобы Таша могла убедиться, что с её любимым Уайти всё хорошо.
Так на старости лет Судьба ещё и усадила Уайти Мортона в инвалидное кресло. Видимо был у него большой духовный потенциал. Ведь всем известно: каждому смертному задача по пределу сил его. Не больше не меньше. Разные у людей силы, оттого и испытания разные. Свой путь пройти надо, вынести, выстрадать и через это душу очистить. Но не оставляет Господь людей без поддержки. Посылает в помощь ангелов. И только вера и любовь позволяют распознать их в наших жизнях.
Понял Уайти, не справится ему одному, стал подыскивать себе учреждение, которое могло бы обеспечить ему круглосуточное внимание и медицинскую помощь при необходимости. Но о том, что Таша не сможет находиться рядом с ним, не могло быть и речи. Не много таких мест, готовых присматривать не только за пожилыми и больными людьми, а и за собаками. Но, мир не без добрых людей. Нашли Уайти и Таша свой последний в жизни приют. Они стали жителями одного из домов престарелых, дирекция которого, ради этой удивительной пары героических долгожителей отступили от существующих правил и где их обоих приняли с распростёртыми объятиями.
– С тех пор, как я вернулся из больницы, Таша всегда со мной. Она не отходит от меня ни на шаг,– гордо отвечал Уайти, любопытствующим, сидя в своем управляемом при помощи разноцветных кнопок инвалидном кресле,– наверное боиться, что я опять побегу кормить зайцев
* * *
Смахнув непрошенную слезу, Джон поднял лицо к небу.
Большие серые тучи накручивались на огромный невидимый жезл как сладкая вата на палочку продавца этого разноцветного счастья. Собирался шторм.
– О, Господи! Спасибо,– прошептал Джон,– я понял... я все понял...
Вдруг резкий порыв ледяного ветра, смахнул с головы шапку.
Джон наклонился, чтобы поднять её и увидел, что ветер смёл снег с надгробной плиты под скульптурой и открыл надпись:
В собаке таиться душа Человека,
Она не предаст, будет рядом навеки...
Натянув шапку на голову, Джон поспешил к выходу.
– Попрощались? Уже уходите? – окликнул его сторож, сочувственно склонив голову.
– Да. Спасибо. Всего доброго,– ускорив шаг, улыбнулся ему Джон.
– Домой спешите? Правильно, буря начинается!
– Нет, не домой. В шелтер! В собачий шелтер!
Май 2015 г.
Благодарю Людмилу Белкину
за стихотворную надпись.